Насилие в политической культуре России



Плескание водой, зеленкой и даже дерьмом в лицо, поджоги дверей, домов, избиения несогласных, травля меньшинств, показательная жестокость полиции, судов, обещание последующих страданий, угрозы убийством, показательными казнями, да и сами убийства, присутствующие в публичной жизни нашего общества, – показатели нормативности насилия как важного средства выяснения отношений в социально-политической сфере России.
К сожалению, современное российское насилие не является лишь инструментом политического режима. Насилие готовы применить и применяют и некоторые его противники. Однако, несомненно, что все большая готовность к применению насилия в политической сфере является результатом разрушения всех нормальных политических каналов и инструментов современным российским политическим режимом.
В предшествующее десятилетие власть предержащие, планомерно узурпируя власть, ликвидировали все инструменты воздействия населения на органы управления. Почти всё было заменено симулякрами:
ü  Свобода слова и независимые от государства масс-медиа были заменены на средства массовой манипуляции.
ü  Гражданские ассоциации – коррумпированы, захвачены общественниками «с гибким позвоночником и шершавым языком», закрыты, объявлены «иностранными агентами».
ü  Свобода ассоциаций и независимые общественные объединения заменены «официальной общественностью», обслуживающей манипулятивные интересы органов власти.
ü  Суды и профессиональные государственные служащие перестали выполнять свои конституционные задачи по исполнению законодательства и созданию условий обеспечения прав и свобод человека и гражданина, т.к. деформированы вследствие негативного отбора, когда профессионалы заменены на безответственных исполнителей лишь воли вышестоящего начальника.
Вертикаль власти обеспечила полную свободу правящего режима от суверенитета народа. Однако, подобное освобождение государства от населения сыграло с власть предержащими плохую шутку. Общество стало непрозрачным, непонятным, непрогнозируемым. Официальные же социология и научная общественность, не имея возможностей свободного финансирования, тоже оказались в условиях негативного отбора и стали сообщать органам власти лишь то, что она желали для своей отчетности перед руководством.
И поэтому, когда возникает любое недовольство, встает управленческая проблема – понять, принять, найти взаимоприемлемое решение, но государственный аппарат, замкнутый на свои отдельные от общества социальные интересы, уже не способен на все эти действия, да и не хочет этого. Отсюда и все больший и больший крен власть предержащих к насилию, а через обесценивание – к запугиванию и террору.

Вследствие истории своего формирования и недостатка ресурсов для прямой военно-полицейской диктатуры в начальный период своего становления, правящий режим мобилизовал в свою поддержку зависимые от него социально слои населения и готовых психологически или идейно (на основании тех или иных шовинистических и националистических настроений) к нему присоединиться. Однако, когда страна оказалась во внешнеполитическом и внутреннем социальном кризисе, в сложной психоэмоциональной ситуации оказались и люди, втянутые в сотрудничество с режимом. Все эти группы наших сограждан вдруг почувствовали, что в обществе, кроме ожидаемого ими поощрения (которое они получают от власти и ожидали от окружения), существуют чувства сарказма, презрения, ненависти к ним. Им становится страшно, неуютно. Но поскольку по своей социальной позиции они не готовы на понимание, общение, взаимодействие с теми, кто назван ангажировавшей этих наших сограждан властью  «недоумками», «негосласными», «иностранными агентами»,  то им очень хочется, чтобы эти неприятные «либерасты» просто исчезли. А отсюда через психологическую составляющую насилия – обесценивание, – один шаг до физического воздействия.
К сожалению, к насилию склоняется и часть тех граждан, которые противостоят современному политическому режиму, узурпировавшего суверенитет народа.  Когда граждане не имеют возможности обеспечить свои социальные интересы, решить возникающие у них проблемы через республиканские механизмы – свободную и продуктивную общественную дискуссию, независимые от государства средства массовой информации, независимый суд, депутатов представляющих именно избирателей, а в ответ на действия по манифестации своих интересов люди получают циничную обструкцию, обесценивание, ярлыки «предателей», «врагов народа» – некоторые из нас фрустрируются, впадают в истерику и готовы к насилию.
На созданную в политической сфере ситуацию легитимности насилия накладывается российская социокультурная традиция. Насилие, к сожалению, часть нашего общественного наследия. Уж не будем говорить, что не переработана продуктивна история с рабством (крепостное право) в отношении большинства славянского и кавказского населения вплоть до второй половины XIX столетия. Не смогла и советская власть этого сделать, «закрепостив» крестьян вновь и создав концентрационные лагеря (Гулаг) для «врагов революции», «врагов народа», «лиц, из ранее свергнутых эксплуататорских классов», «религиозных фанатиков»… Не было дано и однозначных моральных оценок террору и насилию «во имя революции», «прогрессивного человечества». В советской политической культуре допускалось (практически приветствовалось) «правильное» насилие, «прогрессивный» террор. Политика нередко трактовалась как насилие для удержания власти. Из всего многообразия человеческих отношений насилие получало доминирующее значение. Не было осознания, что оно, зачастую, – проявление краха попыток выстраивания человеческих отношений, когда одна из сторон, прибегнувшая к насилию, оказалась не способна понять, договориться, примириться с другими людьми и истерично унижает и уничтожает их, объявляя это исторической необходимостью и достоинством.
Возможно, поэтому наша общественная культура советского периода пронизана социальным расизмом, преследованием меньшинств, в том числе и стилевых (стиляги, хиппи…). Причем, все преследуемые возводились в ранг «врагов», а наиболее «непонятливые» из них – в «изменников Родины», «иностранных наймитов». Все непонятные, интеллектуально независимые, самодействующие, гордые исключались из общества, и даже, по организованному властями  требованию «общественности», «трудовых коллективов», – убивались.  
Надо помнить, что сейчас у власти в России именно те мужчины, которые росли в этой атмосфере морально и политически легитимного насилия. Да и основу их реального, а не нарисованного  электората составляют те же поколения. Люди, росшие в нормативности насилия, сейчас занимают руководящие посты и в социальной сфере. Поэтому в нашем обществе насилие продолжает быть нормативным – насилие в семье, травля в детских учреждениях и школах, дедовщина в армии, обесценивание в производственных отношениях. И борьба ведется лишь наиболее с дикими, шокирующими его проявлениями.
Более того, современный государственный режим и официальная общественность не готовы вообще говорить о насилии в обществе. Отсюда и отказ обсуждать и криминализировать насилие в отношении супругов, детей, меньшинств. Вероятно, в этом невольно проявляется, как говорили раньше, «классовый интерес» – раз необходимо насилие в политической сфере, невозможно, чтобы хоть что-то ставило под сомнение нормальность, законность насилия по произволу власть предержащего: фрустрированного или распущенного главы семейства, непрофессионала-начальника, политического властителя, узурпировавшего власть, его подручных…
Насилие в нашем обществе явное проявление его аномии – распада социальных и общественных связей. Насилие в социально-политической жизни в России – показатель того, что аномия дошла до стадии исчезновения общества как «совокупности социальных отношений, равнозначных действующих лиц, основанных на солидарности и связанных интересах, отношений без насилия и господства» (Л.Гудков).
В этих условиях все мы – кто хочет возрождения российского общества – должны отказаться от этой части нашего культурного наследия. Мы можем создать практики обеспечения гражданского согласия (толерантности), гражданской солидарности (способности к социальному действию), гуманизма.
Традиции насилия всегда присутствовали в исторических стадиях развития многих современных обществ. Но некоторые из них сумели встать на путь исключения насилия из числа легитимных, доступных средств взаимодействия. И нам, ныне живущим людям, выбирать: пойдем ли мы по пути ценностей и практик человечности, гуманизма или в своём бессилии будем апеллировать к своей особенности и просительно требовать – полюбите нас варварами.


Если говорить о применимости необходимого насилия в отношении тех, кто ради своей корысти, психологического бессилия, моральной распущенности сам применяет насилие против других людей, то как представляется, подобное правовое применение насилия мы – граждане, – можем поручить лишь республиканскому правовому государству, чье отношение к людям базируется на принципах равенства, справедливости, гуманизма, демократии и законности.