И все-таки это теракт

Продолжаем анализировать произошедшее в Сургуте.


Органы государственной власти ХМАО и т.н. «правоохранительные органы» продолжают утверждать, что нападение молодого россиянина на мирных жителей Сургута не является террористическим актом.
Вообще, в России власть предержащие только себя считают объектом террора. Население их особо не интересует. «Террористический акт - совершение взрыва, поджога или иных действий, устрашающих население и создающих опасность гибели человека, причинения значительного имущественного ущерба либо наступления иных тяжких последствий, в целях дестабилизации деятельности органов власти или международных организаций либо воздействия на принятие ими решений, а также угроза совершения указанных действий в тех же целях» - это из федерального закона «О противодействии терроризму». Та же формулировка и в статье 205 Уголовного кодекса Российской Федерации.
Поэтому у них всё хорошо – не было в Сургуте террористического акта. Вот если бы молодой исламист ударил, например, губернатора, полицейского или бы поджигал не торговый центр, а мэрию – вот это бы был террористический акт. А так – дезорганизации работы органов власти не было – значит, не было и теракта. Всё хорошо.
Это вам не «загнивающий Запад», где считается, что террор — это намеренное использование неизбирательного насилия в качестве средства создания страха для достижения политической, религиозной или идеологической цели. Действия, обозначаемые как террористические – осуществление насилия, прежде всего, в отношении мирных граждан. Даже во время войны террором считаются лишь действия в отношении гражданского персонала вооруженных сил и невоюющего населения.

Давайте посмотрим, как с этой позиции выглядит ситуация с сургутской трагедией. В нашем распоряжении уже достаточно материала для первых выводов.
Молодой человек длительное время ходил в мечеть. В ней он, по воспоминаниям других мусульман, молился отдельно. Вероятнее всего, совершал другую последовательность молитвенных действий, отличную от той, какую в сургутской мечети совершает официальный имам – последователь т.н. традиционного/адатного ислама. Он, судя по записям в своем аккаунте в «Одноклассниках», не считал мусульманами кавказскую молодежь, которая «понтуется» своей крутизной. Он порицал этих, как он писал, «кентов». Гаджиев соблюдал намаз (молитву) и когда учился в техникуме. По сообщению педагогов, он мог во время урока встать и выйти, чтобы помолиться. Работая охранником, он в часы намаза уходил молиться в служебное помещение. Вероятно (это позволяет предположить доступная ныне информация), его религиозность вызывала раздражение отдельных людей. Если бы следствие было заинтересовано в установлении всех обстоятельств, приведших и способствовавших совершению преступления, оно должно было бы установить, как публичная религиозность молодого человека повлияла: 1) на его конфликты с преподавателями и студентами, и на его отчисление из учебного заведения; 2) на расторжение договора торговой сети с охранной кампанией, в которой работал будущий террорист. Некоторые сообщения позволяют предположить, что проблемы у Гаджиева возникали в связи с его отношением к религии. Проще говоря он, возможно, подвергался остракизму и дискриминации. А это – преступные деяния, согласно российскому законодательству.
Продолжаем идти по следам. Сложно восстановить последовательность событий, но в определенный момент Гаджиев прекращает посещать мечеть. Вообще, надо отметить, что в Сургутской мечети немало мусульман не желали совершать намаз за этим имамом. Они молились в мечети самостоятельно, либо своей группой. Тогда в мечети поставили видеокамеры. Конечно же, для предотвращения террористических актов против мусульман. Это было в русле всей т.н. «профилактической работы» в Сургуте. Мусульмане, и так отчуждающиеся от российского общества, в итоге еще больше от него отдалялись. Имамы сообщали об этих людях в «правоохрантиельные органы». Бравые «майоры Пронины» вызывали людей на профилактические беседы. Там их сурово спрашивали: «Почему ты молишься Аллаху не так, как местный имам? Вишь, начитался Корана, Хадисов, Сиры. Вишь, утверждаешь, что следуешь Мухаммеду и первому поколению мусульман, а не местному имаму двадцать первого века (татарскому адату / кавказскому суфизму /, размышлениям мудрецов из Центрального духовного управления мусульман России – нужное подчеркнуть)!». Замечу, что согласно российскому законодательству то, как молиться – личное дело человека, а религиозные объединения автономны от государства в догматических и организационных вопросах (см. статьи 3 и 4 Федерального закона о Свободе совести и религиозных объединениях). Таким образом, из сургутской мечети ушли многие «не молящиеся за имамом».
Итак, Артур Гаджиев – практикующий мусульманин, не боящийся противопоставлять себя окружению в отстаивании своего понимания религии. По воспоминанию товарищей, перед уходом из мечети «нес ахинею про халифат и говорил, что все имамы продажные». Затем он приносит присягу лидеру самозванного Халифата и превращается в Максуда (или Масуда) Сургутского...

Далее. По сообщению продавцов торгового центра, где он начал преступление, молодой человек приходил туда за несколько дней и бродил по торговым помещениям. Наверное, проводил разведку местности? Будущий террорист приготовил топор, нож, зажигательный заряд, черную одежду, флаг ИГИЛ. Пришел в торговый центр, по сообщению очевидцев и записей камер наблюдения, походил с отрешённым видом (ведь понимал, что будет делать и чем это ему грозит). Затем он, видимо, совершил молитву. Поджег помещение. Когда началась паника, оделся, прикрепил муляж пояса смертника и пошел убивать неверных.
Первая жертва, вероятно, стала случайной. Женщина, снимая деньги в банкомате, приняла человека в черном за грабителя, подняла крик и получила топором по голове. Очень важно установить, нападал ли в дальнейшем Гаджиев на женщин. Судя по имеющимся материалам, его целями не становились многочисленные продавщицы, встречавшиеся на его пути. Есть свидетельство, что он приказал уходить мужчине с несовершеннолетним ребенком, выяснив, что они отец и сын. Если не было нападений на женщин и детей, то получается террорист следовал неким принципам джихада – не вести войну с ними. Если это так, то это еще одно доказательство его религиозной мотивации.
Нападая на людей, Гаджиев теряет нож. Он застрял в теле одной из жертв. Молодой человек, забегает в торговый павильон, забирает там нож и продолжает свой кровавый путь. Затем он пытается убежать от сотрудника полиции. Умирать он не хотел.
Не похож Гаджиев на сумасшедшего, в его действиях видны религиозные мотивы.

Важная задача для нас – понять, как молодой человек превратился в насильника и террориста. Здесь надо принять во внимание еще несколько обстоятельств.
Во-первых, он из неблагополучной семьи. Родной отец – пьяница, плохо обращавшийся с матерью и сидящий за убийство. Видимо, у Гаджиева был отчим. Не он ли состоит на учете как экстремист?
В свое время мы с моими коллегами по научной деятельности на основании достоверных данных о нескольких десятках мужчин и женщин, уехавших из Тюменской области на Ближний Восток, составляли социальный портрет российского игиловца. Гаджиев соответствует этому портрету. (Об российских игиловцах позже – в готовящейся сейчас статье про радикальный ислам в тюменском регионе)
Во-вторых, Артур Гаджиев был лезгином. Надо отметить, что в лезгинской среде сильны националистические настроения, направленные на создание государства на территориях, населенных лезгинами в Азербайджане и России. Немало лезгин России считает, что российские власти не противодействуют антилезгинской политике в Азербайджане – политические представители лезгин в Тюменской области и ХМАО периодически про это заявляют. Лидеры лезгинского сообщества в ХМАО в 2014 г. прямо обвинили власти автономного округа и полицию в дискриминации, репрессиях и терроре против мусульман и нерусского населения. В распространенном ими заявлении указывалось: «Всё, что творится на территории ХМАО — Югры под руководством губернатора Натальи Комаровой, лицами „нерусской“ национальности ныне оценивается как проявление фашизма». Таким образом, в среде лезгин было сильно отчуждение и недовольство политикой органов власти.
Кроме этого, и в Тюменской области, и в ХМАО периодически появляется информация о возникновении т.н. «лезгинских джамаатов» – этнических религиозных общин радикальной направленности. Есть информация, что среди выехавших на поддержку ИГИЛ были группы, определявшие себя как тюменский и сургутский лезгинские джамааты.
Таким образом, Гаджиев принадлежал к среде, где были сильны настроения личного и общественного разочарования, ощущения несправедливости, религиозного радикализма и джихадизма. 
Все это плюс общественный климат ХМАО и Сургута с его фрустрационной напряженностью, столкновениями русских и нерусских хулиганов, считающих себя националистами, произволом полиции в отношении мигрантов, постоянной этнизацией и конфессионализацией социальных проблем города и региона, распространением в мусульманской среде экстремистских религиозно-политических концепций – и сформировали личность и условия для совершения террористического акта в Сургуте.

Будет ли эта трагедия последней? То, что происходит сейчас в Сургуте не внушает оптимизма. Во-первых, мы вновь видим провал оперативной деятельности «правоохранительных служб». Они, загнав всех в подполье, лишив людей доверия к обществу и государству, не имеют нормальных способов расследования преступления. Они просто задерживают людей, знакомых с Гаджиевым или хоть  как-то пересекавшихся с ним в жизни. Причем, делают это с насилием и несоблюдением юридических норм и процедур. И как вы думаете, каким образом все это воспринимается мусульманским и нерусским населением? Как преподносится радикалами и экстремистами? Сколько еще террористов подготовит попрание человеческого и гражданского достоинства людей, просто являющихся мусульманами и случайно знакомых с тем, кто стал террористом?
Во-вторых, растеряны и органы государственной власти региона. В этой ситуации они могут пойти по пути этнизации и конфессионализации проблемы. Такие решения уже предлагаются. «Эксперты, опрошенные «URA.RU», считают, что Югра сегодня остро нуждается в эффективном межэтническом и межконфессиональном диалоге, которого на сегодняшний день нет, несмотря на декларации официальных структур… Эксперты считают, что властям ХМАО следует сделать ставку на диаспоры, которые бы могли успокоить население, а в будущем организовать работу по пресечению распространения радикальных идеологий среди своих членов».
Предлагаемый путь – путь, ведущий лишь к обострению ситуации. Нет никаких диаспор как организованных, управляемых сообществ. Нет этого и в религиозной сфере. Передавать регулирование общественных отношений в руки националистов и политических авантюристов – это сделать и систему управления и население зависимыми от них. Это путь к еще большему развалу органов власти. Это путь к созданию условий для погромов и массовых столкновений.
Все как всегда просто – государство должно обеспечивать социальные и гражданские права всем людям, вне зависимости от их культурных характеристик. Государство не должно следовать логике «круговой поруки», «коллективной вины». Государство в рамках закона – и никак иначе – должно пресекать преступления.
Вопрос: способна ли на это современная система государственного управления?
Вот об этом заставляет задуматься все произошедшее и происходящее в Сургуте, ХМАО.и не только там.

Для тех, кто хочет сам "пойти по следам":
https://www.svoboda.org/a/28694937.html
http://echo.msk.ru/blog/lobov_a/archive/3.html